
Главреды Vogue, Elle и Harper's Bazaar о бизнесе, дедовщине и Снежане Онопке
Круглый стол Buro 24/7
О самоиронии, кризисе, попсе и радостях жизни читайте в первой части интервью.
А разве Андре Тан успешный?
Соня: Я просто привела его как пример.
Аня: Творец и бизнесмен.
Соня: Очень успешная бизнес-модель сегодня у Пустовит. Мне нравится, каким образом развивается Литковская — то, какие результаты она привозит после шоу-румов в Париже уже третий сезон подряд. Вот они идут правильным путем.
Вы можете назвать очень талантливых украинских дизайнеров, которым реально стратегии не хватает?
Маша: В первую очередь это дизайнеры, которые только начинают.
Аня: Мы видим таких ребят на нашем конкурсе Bazaar Fashion Forward — они очень юные и объективно классные. И, конечно, им нужны: А — деньги, Б — деньги. Для них проблема найти финансирование даже на небольшую коллекцию: ткани, производство, швеи — все это очень дорого.
Соня: Пользуясь моментом, я бы хотела дать совет начинающим дизайнерам. Они очень часто ждут, что им все должны. Неделя моды, где они показывают свои коллекции, должна помочь им с байерами, с дистрибуцией, с клиентами... Они закидывают упреки оргкомитету Ukrainian Fashion Week и лично госпоже Данилевской — мол, где мои гости, где коммерция? Я не знаю ни одного дизайнера, который участвует в Неделях моды в Нью-Йорке, Париже, Лондоне или Милане и который пришел бы и кинул предъяву организаторам, что те на его показ кого-то не позвали. Коммерческая служба любого модного дома считает своей прямой задачей собирать прессу, байеров и далее по тексту. Ты креативишь, создаешь коллекции — так найди человека, который будет заниматься экономической стороной твоего бренда, и не требуй манны небесной.
Аня: Есть такой нюанс у молодого поколения двадцати — двадцати пяти лет. С одной стороны, среди них много талантливых интересных ребят. С другой — они где-то ленивы, где-то недальновидны, где-то действительно считают, что им должны.
Это не только моды касается. Это представители me-generation, которые думают, что должны получить все и сразу, потому что у них клевый инстаграм.
Маша: Девушки немного сгустили краски. Возможно, в случае с двадцатилетними так и есть, но вот на последней парижской Неделе моды в шоу-румах было столько украинских дизайнеров, что раньше и представить нельзя было.
Ты хочешь сказать, что молодые дизайнеры все-таки себя продвигают?
Соня: Там все-таки были не начинающие, а Литковская и Пустовит.
Маша: Понятно, что это поколение 30—35-летних, но несмотря на адский кризис, несмотря на дороговизну евро — они нашли ресурсы и поехали, никто не поленился. И возможно, те, кому сейчас 20—25 лет, потребуют для себя каких-то бонусов, не получат их, а потом до тридцати очень быстро поумнеют естественным путем.
Соня: Протрезвеют, я сказала бы.
Маша: И все будет нормально. Все мы ошибаемся в двадцать лет.
Аня: Никто не говорит, что они безнадежны. Все учатся, все меняются, на то она и эволюция.
Есть вечный вопрос: что должно произойти, чтобы в Украине начали массово носить своих дизайнеров? Должны быть особые условия со стороны государства, поддержка легкой промышленности?
Соня: Тут опять включится момент "вы мне все должны". Нет-нет-нет.
Хорошо. А какой тогда ответ?
Соня: У меня есть классный пример того, каким образом украинская мода может попасть в украинские магазины. В одно время компания MTI, это очень крупный дистрибьютор, сотрудничала с несколькими украинскими дизайнерами, которые сделали для их сети капсульные коллекции. Там были Литковская, Пустовит, Каменская-Кононова, Бевза. Любой "пересiчний громадянин" мог зайти в магазин, прошвырнуться по полочкам, заглянуть в угол, где представлена капсула, и что-то купить. Этот кооперейшн длился несколько сезонов. Там не только одежда была, но еще аксессуары и обувь.
Аня: Poustovit for Braska.
Мы знаем, как эти вещи на самом деле продавались?
Маша: Отлично продавались. Как пирожки.
Почему тогда это так быстро закончилось?
Соня: Вопрос скорее к компании.
Мы же понимаем, что никто не закрывает успешный бизнес.
Соня: Не забывай, что MTI — это все же дистрибьютор, у них нет своего производства. Возможно, там были какие-то сложности с пошивом этих коллекций.
Маша: Или с ценником тем же. Заказать в Испании производство — это евро. Изначально это были дизайнерская одежда и обувь за смешные деньги, а теперь эту концепцию не воплотишь в жизнь.
Вот у меня никаких вещей украинских дизайнеров нет. Так уж получилось, что я в Украине одежду вообще никогда не покупаю. Скажем, мне нравится то, что делает Каневский, но я не знаю, где это продается. И когда понимаю, сколько времени мне придется потратить на поиски, я обламываюсь.
Соня: Вопрос опять-таки к Каневскому. Может, он действительно сфокусирован на производстве коллекции, но никак не отслеживает ее дальнейшую реализацию.
Маша: Я согласна, что если ты обычный человек, который зашел на сайт к дизайнеру и увидел, что его можно купить только в шоу-руме, куда нужно заранее позвонить и предупредить, чтобы тебя ждали, — это реально стресс. Тебе просто джинсы нужны, а там сидят четыре человека и смотрят на тебя как на обезьяну — чего пришел.
Вот именно.
Маша: Я тебя прекрасно понимаю.
Соня: Это значит, что дизайнер не работает над своей дистрибуцией.
Маша: Верно, дизайнеру не хватает менеджера, который за него подумает, как сделать визит в шоу-рум менее травматичным для обычного человека, не фэшн-редактора. Как продавать его вещи в интернете, где вообще не надо ни с кем разговаривать. Как ходить в магазины, одни, другие, третьи, и предлагать: "А вот купите. А вот у нас есть. А вот давайте капсулу сделаем". Одним словом, нужен менеджер, который бы двигал процесс.
Сейчас неловкий вопрос. Я знаю, что Маша ездила в Париж на Неделю моды, а Соня с Аней — нет. Что вы по этому поводу чувствуете?
Соня: В Париж не ездили, но были в Милане. Нет ничего зазорного в том, чтобы в силу сложных экономических обстоятельств один сезон пропустить. Это не катастрофа. Я к тому, что издательский дом тратит столько, сколько может себе позволить. При этом люди получают зарплаты, журналы собирают рекламу, все вовремя выходит.
Раз уж мы перешли к кризису печатного рынка, то раньше было три сильных бренда-конкурента и вы — три заклятые подруги. А сейчас получается, что Соня с Аней дружат против Маши.
Соня: Что, правда?
Я не про личные отношения, я про бренды. Было три конкурента, а теперь двое против одного.
Соня: Куда смотрит антимонопольный комитет?
Маша, ты что по этому поводу чувствуешь?
Маша: Мне повезло. Нам в рамках нашего издательского дома не надо выдумывать, как развести два журнала-конкурента по разным рельсам.
Ты должна ощущать угрозу, потому что вместе Elle и Harper's Bazaar, вероятно, могут больше, чем один Vogue.
Соня: Это фраза нашего рекламного отдела, Леша! Пакетная реклама — это то, чего они так давно ждали! Поэтому, когда меня спрашивают "ну как вы там, бедняжки, с Bazaar уживаетесь?", я отвечаю, что, во-первых, у нас был опыт работы с Marie Claire, а во-вторых, наш рекламный отдел счастлив. У них теперь хорошая жизнь — они легко продают рекламу.
Аня, скажи, началась ли какая-то дедовщина? Подсыпают ли девушки из журнала Elle вам толченое стекло в туфельки, устраивают ли темные в коридорах? Что там у вас происходит?
Аня: Леша, я всегда любила тебя за твою фантазию. За твое воображение. Ты как Спанч Боб — у тебя всегда есть...
То есть даже толченого стекла не было?
Маша: Хоть стекло-то толченое было, Господи?
Аня: Я не знаю, что происходит в твоем офисе. А мы все дружелюбные, улыбчивые, радуемся друг другу, общаемся.
Маша: Мне кажется, это тот самый случай, когда Украина — не Россия.
Соня: Да, я тоже хотела это сказать.
Маша: И точно никто не будет никому стекло подсыпать.
Соня: Там сложнее отношения между редакторами глянцевых изданий. Долгое время говорили о конфликте Алены Долецкой и Эвелины Хромченко.
Маша: Там плохие отношения у всех со всеми, мне кажется.
Соня: У пиарщиков, которые везли главных редакторов на показы круизных коллекций, была проблема — бизнес-класс в самолете небольшой, а сажать их в один ряд в самолете нельзя. В Украине подобных проблем не было никогда.
Зато рекламные отделы такие ужасы про конкурентов рекламодателям рассказывают!
Соня: Слушайте, врут.
Маша: Так это же другие люди, понимаешь. Это торговцы, а мы — творцы!
Да, в башнях из слоновой кости. Насчет России, кстати, все понятно: там просто рынок больше, вот они и дерутся.
Маша: Там какая-то злость в воздухе разлита! А у нас — нет. У нас благость. Тут еще такая вещь: в этой нашей лакшери-индустрии раньше было принято говорить, что Киев отстает от Москвы на столько-то лет в этой сфере, на столько-то — в той сфере, а вот здесь мы догоним Москву тогда-то. В общем, всегда считалось, что до Москвы нам еще ого-го. Сейчас нам до Москвы категорически нисколько. Эта тема исчезла напрочь, и вряд ли она кому-то в страшном сне еще раз в голову придет. Это очень хорошо даже на техническом уровне, что не надо догонять Москву, а нужно искать свой собственный путь. Это классно, особенно в лакшери-индустрии.
Один из последних вопросов...
Соня: Кто знает, куда пропал Путин? Давайте об этом поговорим.
Источники в ЦРУ сообщают, что у Путина всего-навсего грипп. У меня другая важная тема для разговора — собственные съемки украинских фэшн-журналов. Маша, что случилось со Снежаной Онопкой? Что у вас там за драма?
Маша: Мне бы самой хотелось узнать, что случилось с Путиным и со Снежаной Онопкой, что вообще с этими двумя людьми.
Может быть, Снежана хотела на обложку журнала Vogue?
Маша: Снежана, конечно же, хотела на обложку журнала Vogue, но после всего того, что она делает, этот путь становится все длиннее и длиннее очевидным образом. Мы несколько раз подходили к этому вопросу, и каждый раз, в основном с ее стороны, возникали непреодолимые обстоятельства — почему тот или иной номер не подходит, что мы должны и что не должны Снежане. Ну, в общем...
Это тяжелый разговор, я понимаю.
Маша: Понимаешь, хочется остаться вежливой и приятной для всех. Мы пытались сотрудничать со Снежаной. У нас несколько раз это не получилось. Наша команда поведением Снежаны удивлена и обеспокоена. Я — большой демократ и все еще верю, что в один прекрасный день наше сотрудничество состоится.
Аня, важно ли, чтобы украинский глянец снимал украинских моделей и ставил их на обложки?
Аня: Украинский глянец, безусловно, должен поддерживать украинских моделей, чем мы все и занимаемся. Но обстоятельства складываются по-разному, и готовность модели сотрудничать — одна из составляющих длительного процесса создания обложки. Многое зависит от логистики, локации, команды, города, бюджетов, в конце концов.
Почему вы выбираете западных моделей? Они же дороже украинских стоят или я чего-то не понимаю?
Соня: Моделям не платят за съемку обложки.
Я имею в виду, что производство дороже.
Маша: Если мы снимаем в Париже, то привезти Снежану из Киева в Париж дороже, чем снять модель в Париже.
Соня, я сейчас должен сделать тебе комплимент, потому что страшно люблю две обложки Elle — с Тимошенко и Порошенко. С одной стороны, это были смелые решения, с другой — обложка с Юлией Тимошенко подкосила ее карьеру, потому что у всех она стала ассоциироваться исключительно с Louis Vuitton. Ты чувствуешь свою вину перед Юлей?
Соня: Мне сложно комментировать, потому что в момент, когда мы делали обложку с Юлией Тимошенко, я еще не была главным редактором. Сегодня есть прекрасный выход из такой ситуации: снимаешь политического персонажа в одежде наших дизайнеров — и ни у кого нет к тебе претензий. Так мы сделали с первой леди. Она была в потрясающей вышиванке Виты Кин — сегодня этим вещам рукоплещут лучшие байеры Америки и Франции.
Давайте напоследок про бренды поговорим. Что на вас надето? Я начну с себя. Футболка Topman, штаны Benetton, ботинки Clarks, носки Uniqlo, трусы, кажется, H&M.
Маша: Скажи, что это Дэвид Бекхэм!
Нет-нет, 9,99 за три штуки. Все очень бюджетно.
Соня: Леша, ну ты мальчик, тебе можно. А мы, девочки, обязаны как-то соответствовать.
Соня, что на тебе надето?
Соня: На мне сегодня платье Litkovskaya, не напрокат взятое, а купленное — я его впервые примерила в Милане и потом поняла, что не могу без него жить. Ботильоны Bottega Veneta, сумка Moreau — одна из любимейших вещей, которые я ношу. Это бренд украинца Федора Савченко, который представлен в Париже, в универмаге Barney's в Нью-Йорке, на Филиппинах, в Токио в районе Гиндза, где много дорогих магазинов.
Маша?
Маша: Туфли Jil Sander, колготки Calzedonia, белье Chantal Thomass, юбка Nadya Dzyak, рубашка Cos, часы Cartier, браслеты Cartier и Bulgari, сумка Louis Vuitton, шуба Alonova.
Аня?
Аня: Даже не знаю, Леша, что сказать. На мне жакет Bevza, которую я очень люблю, джинсы Sandro, ботильоны Maje, сумка у меня Céline, украшения на мне Sova — украинские.
Спасибо всем большое, а теперь давайте поедим.
Читайте также: Круглый стол Buro 24/7: Что будет с ресторанами?